М. А. Абдулаев
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ И ВОЗЗРЕНИЯ ШЕЙХА АБДУРАХМАНА-ХАДЖИ И ЕГО РОДОСЛОВНАЯ
ИЗДАТЕЛЬСТВО "ЮПИТЕР" МАХАЧКАЛА 1998
__________________________________________________________________
Глава 4 ИМАМ МУХАММАД-ХАДЖИ (1839-1877)
Жизнь и деятельность Мухаммед-Хаджи - второй сын шейха Абдурахмана-Хаджи, 4 имама Дагестана. О нем пока нет ни одной работы. Д.М. Магомедов в своей статье об имамах общими штрихами подчеркивает, что он был объявлен имамом восставшими горцами в 1877 году. Нет и источников о нем, имеются некоторые сведения в материалах А. Каяева. В нашей работе содержится относительно больше сведений такого характера, но они почерпнуты из различных источников, в том числе из работ А. Каяева2. В данном очерке использовано все, что было возможно: источники, предания и сведения, имеющиеся в литературе. По словам его внука В. Варисова, Мухаммеду-Хаджи не было и 40 лет на момент казни в 1877 году. Тогда можно предположить, что он родился где-то в 1839 или 1840 году. Если руководствоваться этим сообщением, то Мухаммед-Хаджи не мог участвовать в движении горцев, ибо он был слишком молод, но не может быть сомнения, что он его поддерживал. Отец и старший брат, являвшиеся высокими авторитетами в движении и оказавшие большое влияние на горцев в плане вовлечения их в борьбу, не могли не влиять на него. Дом Абдурахмана-Хаджи в годы движения являлся своего рода пропагандистским штабом. Отец в свободное время и старший брат преподавали в медресе и занимались творческой деятельностью, почти все заботы семьи по хозяйству лежали на плечах Мухаммеда-Хаджи. По преданию, Мухаммед-Хаджи был тихим, воспитанным и вежливым человеком. Он высоко почитал отца, уважал и любил мать, не осмеливался сказать такое, что могло не понравиться родителям и не соответствовало бы семейным традициям. Мухаммед-Хаджи получил неплохое для того времени мусульманское образование, обучаясь в медресе отца и Шапи-Гаджи. Позднее помогал старому отцу в его преподавательской деятельности в медресе. Имя Мухаммеда-Хаджи приобрело популярность в связи с восстанием 1877 года. Об этом восстании имеется обширная литература досоветского и советского периодов, но точки зрения авторов о его социальной сущности расходятся. Профессор Х.-М. Хашаев считает восстание "...ханско-клерикальным бунтом и одной из провокаций англо-турецких захватчиков на Кавказе".3 Трудно согласиться с таким утверждением. Столь же несостоятелен его тезис: " По прямому заданию англо-турецких разведывательных органов особую активность развили еще сохранившиеся в Дагестане осколки мюридизма во главе с Абдурахманом-Хаджи из сел. Согратль, побывавшего в Константинополе и в Мекке".4 Аналогичную мысль приводит Х.-М. Хашаев и в монографии5. Вообще позиция Х.-М.О. Хашаева о роли духовенства в социально-политической жизни Дагестана сильно отличалась от позиции других исследователей. Нам представляется, что роль духовенства он несколько драматизировал. В официальном отзыве для учпедгиза он дал высокую оценку нашей работе "Мыслители Дагестана XIX и начала XX в." (Махачкала, 1963), но указал, что в ней "...преувеличена позитивная роль духовенства". Таким образом, по этому вопросу у него было особое мнение. Не случайно Б.О. Кашкаев, придерживающийся отрицательного отношения к движению горцев 20 - 50 годов XIX в. и восстанию 1877 года, пытался подкрепить свою позицию ссылками на Х.-М.О. Хашаева. В этой связи считаю необходимым отметить, что каждый ученый может иметь свое мнение, тем более по таким сложным вопросам, и нет ничего предосудительного в том, что он не разделяет позиций других. Известно, что Х.-М. Хашаев писал об указанных событиях в другое время, когда к ним подходили с политических позиций и осуждался творческий подход. Гасан из Алкадари был современником этого восстания. Он знал, что оно не может одержать победу над могущественной державой, какой была Россия, и обернется трагедией для горцев. Но сочувствовал восставшим и вопреки своим убеждениям оказался в какой-то мере втянутым в него. Ученый был сослан вместе с другими влиятельными участниками восстания. Этому событию, жизни сосланных посвящена его книга "Диван ал-Мамнун". Гасан не отрицает внутренних социальных причин восстания: ухудшение положения крестьян, жестокие методы правления царских властей. Все "злее становился бедняк, пыл борьбы не угасал6" - писал он. Но по его мнению, восстание могло и не вспыхнуть, если бы его не спровоцировали неразумные люди из ханско-бекских фамилий, не распространяли слухи с том, что идет сын Шамиля с турецкими войсками. Он упрекает согратлинцев в том, что они, не учитывая мощь России и свое положение, затеяли ребяческую игру "хан-ханы и имамы". Неожиданно согратлинцы зря Ошибкой злу открыли дверь. Подняли шум, что Гимры взяв, В нагорье турок уже пойдет. Сегодня, завтра, рать собрав, Шамиля сын в Гуниб придет, Шуру возмет Алибек-Гаджи. Очистят русские страну1. Алкадари считает имамство как тип государства исторически отжившим и отвергает мысль, что у сына Абдурахмана-Хаджи на все (независимо от времени) есть закон". В другой работе позиция Алкадари также противоречива. Повествуя о жестоком и несправедливом отношении царских властей к дагестанцам, в особенности к ссыльным, вместе с тем он представляет дело так. будто не было особо серьезных причин для восстания9. Он писал, "что после падения имамата царские власти сделали много для улучшения жизни горцев и наведения среди них порядка. Они заботились о них, как матери о детях и не было такого, что могло вызвать их недовольство". Близкая мысль проведена и в "Асари Дагестан": Ведь был наш Дагестан родной Беспечно спавшей страной. Под властью русского царя Народ жил лучше, чем теперь. Такая противоречивость и непоследовательность проявляются в позиции Алкадари и по другим социальным вопросам. Противоположные оценки присутствуют в его одних и тех же работах. Нам представляется, что Х.-М. Хашаев в оценке восстания 1877 года во многом находится под влиянием работ Алкадари. Восстанию 1877 года посвящает свои работы и Али Каяев. Его точка зрения важна для нас не только потому, что он был выдающимся и наиболее объективным ученым, но и потому, что он дает оценку и позиции Алкадари по этому вопросу. Восстание является, по его мнению, продолжением вековой борьбы горцев против царизма. Он подчеркивает, что высылкой Шамиля восстания народов Дагестана и Чечни против царизма не прекращались. Каяев пишет, что цели имамов Казимагомеда и Шамиля "совпали со стремлением большинства дагестанцев избавиться от ненавистного им угнетения"11. Горцы продолжали думать о своем освобождении от царского гнета. Ссылаясь на приведенные и другие выдержки из работ Алкадари, Каяев пишет, что Алкадари не удосужился выяснить, почему народ, живущий в благоденствии и спокойствии, выступил против хорошего правительства, которое заботилось о нем. Если бы он вспомнил об этом, то свои обвинения адресовал бы не бедному народу, а правительству-угнетателю, заставившему его подняться на восстание. Руководители восстания (в центре Мухаммад-Хаджи) Каяев поддерживает и конкретизирует общее мнение, в том числе Алкадари, согласно которому восстание было инспирировано выходцами из Северного Кавказа, связанными с правящими кругами Турции. В этот период шла русско-турецкая война, во время которой со стороны Рос сии были предприняты попытки мобилизовать какую-то часть горцев на войну с Турцией. Наряду с социальным и религиозным факторами турецкими агентами было использовано и это обстоятельство. По словам Каяева, особенно неблаговидную роль в этом сыграл Казимагомед-паша, сын Шамиля. Он послал в Дагестан и Чечню людей, распространивших слухи о том, что крупные турецкие силы, громя русских, подошли вплотную к Дагестану. Возвращавшиеся из Мекки и отхожего промысла горцы, встречавшиеся с Казимагомедом или с его людьми, подтверждали эти слухи. Поверив Казимагомеду, Алибек-Хаджи из Чечни поднял восстание среди чеченцев, черкесов и карачаевцев, погиб сам и погубил много людей... Об этом пишет Алибек Тахо-Годи. Каяев характеризует Казимагомеда как карьериста и неустойчивого политического деятеля. Будучи в России, Казимагомед давал клятву царю на верность, но, приехав в Турцию, изменил своей клятве и поступил на службу в турецкую армию в чине паши, участвовал в боях против России на Карском фронте. Главная вина его в том, что он, спекулируя именем Шамиля, обманул горцев Дагестана и Чечни. Это "благое" дело "Казимухаммед сделал не ради Дагестана, ислама и независимости, - пишет Каяев. - Он прекрасно знал слабость Турции, знал, что турки не могут войти в Дагестан. Это дело Казимухаммед сделал... чтобы помочь турецкой армии и завоевать авторитет у турецких властей" |2.Если бы удалось освободить Дагестан, то он непременно сел бы на его трон. "Спровоцировав восстание, - пишет Каяев, - Казимухаммед достиг немало в плане поднятия своих акций перед турецким правительством, но в глазах дагестанцев потерял свой вес, так как обманул их и стал причиной тяжелой трагедии"13. В заключении заявляет, что трудно сказать, действовал ли он от себя или по внушению турецких властей. О неблаговидной роли Казимагомеда пишет и Р.М. Магомедов. Интересные работы о восстании 1877 года и в большом количестве оставил Гасан Гузунов (1854-1940). Их более 15. В их числе "Из-за чего и как вспыхнуло восстание 1877 года в Дагестане", "О причинах последних несчастий горцев", "Печать восстания" и другие... Эти рукописи остаются по существу еще не введенными в научный оборот. Мы использовали лишь обобщенную суть этих работ в разделе нашей книги "Из истории философской и общественно-политической мысли народов Дагестана в XIX в." (Москва, 1968), посвященной философскому наследию Гасана Гузунова. Его работы очень ценны, так как он был глубоким мыслителем и очевидцем событий 1877 года. В этих работах Гузунов показывает, что оно имело социальные и политические причины: недовольство жестокой политикой так называемого военно-народного управления, принебрегавшей гражданскими правами и традициями горцев. Но восстание не вспыхнуло бы, если бы не заманчивые, но ложные слухи, распространяемые некоторыми безразличными к судьбе народа лицами из духовенства, ханских фамилий, а также турецкими агентами15. Он к числу виновных в первую очередь относит Казимагомеда. "Подлы те, - пишет он, - кто втянул народ в эту войну. Они повинны в разорении и всех других бедствиях, обрушившихся на голову горцев""'. Мы имеем в своем распоряжении еще один документ-рассказ ученого-арабиста из Согратля Абдуразака, участвовавшего в восстании и сосланного царским правительством за это. Он был племянником известного ученого из Согратля Шапи-Гаджи и зятем Абдулхалима, казненного в Салани за активное участие в восстании. "Восстание было организовано и начато, - пишет он, - после возвращения из хаджа чеченца Алибека-Хаджи, Аббаса из Ансалты, Гитиналава из Гоцатля, которые по пути в Дагестан остановились в Стамбуле и привезли письмо сына имама Шамиля Казимагомеда с призывом поднять народ против царского самодержания."'7 По его словам, многие организаторы восстания еще до начала восстания собирались в Согратле, но это держалось в секрете до месяца рамазана. Упорно шли слухи, что мирный договор Турции с Россией денонсирован, идет война и крупные турецкие силы продвигаются к Дагестану и нужно их встретить. Распространению этих слухов и ускорению начала восстания послужило письмо сына Шамиля, призывавшего скорее начать боевые действия против России. В переводе нет четкости, и трудно сказать о том, что речь идет об одном или нескольких письмах Казимагомеда. Дальше он рассказывает, как развивались события, с какой последовательностью поднималось восстание в разных селах и кем возглавлялось. Но эти аспекты в данном случае не представляют для нас интереса. Таким образом, за исключением Г. Алкадари (отмечали, что он был непоследователен) и Х.О. Хашаева, все остальные авторы не отрицают наличия социальных причин восстания 1877 года. Таков подход к восстанию и в трудах института ИАЭ ДНЦ РАН18 и Р.М. Магомедова19. Но в первой из них нас смущает утверждение, что "феодалы оказались стихийно втянутыми в восстание" или "феодалы примкнули к восстанию по своим соображениям".20 Нам же представляется, что феодалы и представители влиятельного духовенства поддерживали слухи о продвижении к Дагестану турецких войск, настойчиво распространяли воззвания сына Шамиля и подталкивали горцев к восстанию. Можно допустить, что они были даже организаторами восстания. Верно, что они преследовали иные цели с самого начала. Всюду выходцы из феодальных и бекских фамилий объявили себя ханами, а кое-где и наибами еще в начале восстания. Вряд ли правомерно однозначно утверждать, что участие феодально-клерикальных кругов придает восстанию реакционный характер. Абдуразак пишет, что среди восставших не было единого мнения относительно восстания. На 3 день после выступления в Согратле между руководителями восстания, учеными и джамаатом произошли споры. Одни из них хотели продолжать восстание, другие предлагали прекратить его и жить в мире. Верх взяли те, кто хотел внести новые изменения в ислам. Они подняли знамя восстания.21 Трудно понять по тексту перевода, что означает ввести изменения в ислам. Можно предположить, что речь шла об изменении положения ислама в жизни горцев, сделав его основой их правовой, нравственной и политической жизни, т.е. создать клерикальный тип государства - имамат.Далеко не всегда характер восстания определяется социальным составом его участников. Главным критерием определения характера движения, по нашему мнению, служат его социально-экономические и политические цели. А как было в данном случае? Какой характер носило восстание 1877 года? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, нужно проследить, как возникло восстание, кем оно было спровоцировано и организовано, как был избран имам и какую цель он и его окружение, руководители восстания преследовали. Эти вопросы имеют непосредственное отношене к имаму Мухаммеду-Хаджи, которому в основном посвящается данная глава. Как мы видели, они рассматриваются в названных нами выше трудах дагестанских ученых. Их точка зрения, особенно тех из них. кто был непосредственным участником и очевидцем восстания, очень важна для нас и читателей. Как отмечалось, во многих работах последних лет не анализируются исторические факты и идейные воззрения деятелей прошлого с научных позиций, а преподносятся в форме описания или богословского изложения. Появились материалы, написанные в этом духе и о восстании 1877 года.Для нас такой подход не приемлем. В этой связи есть опасение, что будут недовольные нашей позицией. В этом случае приведенный краткий анализ исторической литературы по этому вопросу будет определенным подспорьем для нас и поможет читателю лучше разобраться в вопросе. Известно, что шейх Абдурахман-Хаджи и его семья выступали за независимость Дагестана. Как известно, он и его старший сын участвовали в движении горцев и сильно переживали духовную драму в связи с его поражением. Но он и его младший сын, который к 1877 году был уже взрослым, выступали против восстания, так как знали, что победа над Россией невозможна и восстание может лишь принести новые страдания горцам. Сомнения одних, осознанное нежелание других слоев населения принять участие в восстании исключали возможность организованного и единовременного выступления. И все анализированные нами работы, посвященные восстанию, показывают, что оно началось стихийно. Только один Абдуразак говорит о встрече в Согратле руководителей восстания данной местности до его начала и их решении начать восстание. Но он признает, что в различных аулах восставали в разные дни. Первые столкновения произошли в Салте, Хартикуни, Кикуни, руководителем был сын салтынского наиба Гаджи-Али Омар2:. А Алибек Тахо-Годи подтверждает то же самое, указывая дату восстания сел.23 Во втором томе истории Дагестана подчеркивается, что поводом к восстанию послужило то, что отряд царских войск избил до смерти четверых мужчин и троих женщин, направлявшихся из Гергебиля в Хунзах для продажи абрикосов.24 Стало быть, восстание началось стихийно.Как отмечалось, в разных аулах горцы восстали в разные дни и руководителей избирали сами. Не было центрального штаба, определенного дня восстания. В том же томе истории Дагестана сказано, что повстанцы собрались на поляне Анада-Майдан, высказались за всеобщее восстание, избрали имамом Гаджимагомеда, сына сограт-линского шейха, учредили совет имама и его наибов, по аулам были разосланы гонцы с призывом подняться на вооруженную борьбу. Вслед за этим все крупные села -Согратль, Телетль, Куяда, Ругуджа, Гидатль и население Гунибского округа восстали. Только селение Чох не примкнуло к восстанию.25 Выходит, что при провозглашении имама на майдане присутствовало небольшое число людей и даже селения Гунибского района поднялись после того, как разослали гонцов с призывом. Не могло быть и речи о создании прямо на поле совета имама и его наибов. Наибами были назначены руководители или наиболее влиятельные повстанцы тогда, когда селения выступили. По нашему мнению, нуждается в корректировке и в лучшем обосновании положение, что горцы накануне восстания 1877 года от стихийных выступлений "переходили к подготовке организованной национальной борьбы"26. Одно то, что руководитель восстания был провозглашен после начала восстания, говорит о том, что не было организованной подготовки накануне восстания. Нам представляется, что организованная национальная борьба означает организацию борьбы в общедагестанском масштабе. А этого не было. Как же был провозглашен имам? Р.М. Магомедов пишет, что имам был объявлен со-гратлинцами в день начала в Дагестане всеобщего восстания. А когда это было, не объясняет. А началом восстания считается день нападения повстанцев на Георгиевский мост. А. Абдуразаков повествует, что сын Абдурахмана-Хаджи был объявлен имамом позднее, после того, как между собой посоветовались руководители групп и отрядов, когда восстание развернулось. Наиболее подробно о том, как был провозглашен Мухаммед-Хаджи имамом, рассказывает Али Каяев. Поскольку знал, что восстание обречено, пишет А. Кая-ев, Абдурахман-Хаджи не хотел, чтобы сына провозгласили имамом. Такую мысль приводит и внук Мухаммеда-Хаджи Варис Варисов. "Ошибаются отдельные историки и журналисты, - пишет он, - когда говорят, что Абдурахман-Хаджи рекомендовал его (сына. - М.А.) избрать имамом. Дело обстояло наоборот. Моя бабушка, жена имама Хадижат-Гаджияй рассказывала, что Абдурахман-Хаджи был против восстания, предсказывал неизбежность его поражения и был против избрания своего сына имамом". Далее Варисов утверждает, что когда он не давал согласия, съехавшиеся на избрание имама представители упрекнули его в том, что он боится за судьбу своего сына. "Тогда он сказал, что этого последнего сына тоже отдаст в качестве курбана (жертвы) и поступайте как вам желательно"27. Эти утверждения не вызывают сомнения, они согласуются с общеизвестной позицией Абдурахмана-Хаджи и многими другими сообщениями. По этому поводу Кая-ев пишет, что предводители восставших обратились к Абдурахману-Хаджи с просьбой дать разрешение провозгласить его сына имамом, он удовлетворил их просьбу, хотя знал, какая судьба его ждет. Его опоясали саблей Шамиля и провозгласили имамом. Явным преувеличением является встречающееся в воспоминаниях и литературе утверждение о том, что для "избрания имама и принятия решения о восстании съехались представители со всего Дагестана, Чечни, балкарцев и черкесов в местности Анада, недалеко от Гуниба".28 Нам представляется, что такого не было и вряд ли могло быть. Слухи, распространяемые турецкими агентами, письма-воззвания Казимагомеда в обстановке, когда шла русско-турецкая война, взбудоражили народ, который испытывал на себе гнет царизма и ненавидел его. Нам представляется, что организационный момент был внесен в восстание только после избрания имама представителями восставших сел Гунибского округа. Мы не можем согласиться и с тем, что в один день восстали жители 513 населенных пунктов. А Тахо-Годи показывает, что восставали селения не одновременно, одни в августе, другие в сентябре и т.д. Но Варисов прав в том, что относительно быстро подняли восстание в селах горного и предгорного Дагестана. Для выяснения личности имама Мухаммеда-Хаджи наибольший интерес представляют работы Али Каяева. Он характеризует Мухаммеда-Хаджи как личность, имама и алима. По его словам, Мухаммед-Хаджи не обладал политическим и военным даром, отличался мягким, очень лояльным характером, никого не обижал. Для имама он не подходил29. Так же характеризует его Каяев в другой работе. "По своему характеру был мягким и вежливым человеком, старавшимся не нанести вреда и обиды. Он не был человеком войны и политики. Благодаря этим свойствам характера он не подходил для должности имама... и не имея лучшей кандидатуры, народ все же провозгласил его имамом"30. Но имам был сыном Абдурахмана-Хаджи, а от этого, по мнению Каяева, восставшие выигрывали. Сыновья самых почтенных ханов и беков признали его имамство и пошли за ним. Согласился быть его наибом и сын Ага-лар-хана Джафар. Для подкрепления этой мысли Каяев ссылается на Мухаммеда-Али Мавраева, который писал: "Сын Абдурахмана-Хаджи имам Хаджи Мухаммед начал восстание с позволения отца в 1294-1877 году в течение месяца рамазан. Большинство районов Дагестана вошло под его власть. Все мусульмане, услышавшие о нем, изъявили ему покорность."3' Действительно, прав Мавраев, подчеркивает Каяев, заявляя, что в течение очень короткого времени большинство сел Дагестана последовало за имамом. Даже такие округа, как Лакский, Ахтынский, Кайтакский, которые не мог взять Шамиль, добровольно последовали за ним.32 Каяев не задается целью выяснить, почему это стало возможным и чем обусловлено. Но из его работы можно заключить, что он усматривал причину этого в двух обстоятельствах. Во-первых, за имамом стоял его отец Аб-дурахман-Хаджи - всеми признанный духовный глава горного Дагестана. Во-вторых, почва для поддержки восстания была подготовлена жестким колониальным гнетом, провокационными слухами турецких агентов, воззваниями сына Шамиля и мусульманской интерпретацией попыток царских властей привлечь горцев на борьбу с единоверными турками. Каяев, как и другие трезво мыслящие люди Дагестана, знал, что поражение восстания было неизбежно, но считал, что оно могло продолжаться дольше, если бы приближенные и советники имама были компетентными людьми в военно-политической области. Каяев не ставит вопрос о причинах поражения восстания, поскольку знал все исторические обстоятельства и факторы, которые были против восстания. Он считал, что идеи восстания и имамства не согласовывались с обстоятельствами времени. Но все же указывает на ряд моментов, приведших, по его мнению, к быстрому поражению восстания. Имам не сумел установить жесткую дисциплину и порядок из-за своего характера, "любой мог оставить фронт и вернуться домой. Иногда оголялись целые направления фронта. Командирам приходилось ходить по домам и собирать их снова"33. Об этом свидетельствует и письмо вакиля имама согратлинского Алил-Магомы к имаму: "Здесь наших войск немного, большая часть войск разошлась по домам. Посылаем людей в селения собрать их и других, но собрать удалось мало"34. Приближенные и советники имама не были энергичными и деятельными людьми35. Восставшие не имели единого плана действий, достаточной согласованности. В одних селах выступали, когда в других селах восстание терпело поражение, и тем самым давали возможность русскому командованию перебрасывать силы с одного места в другое для подавления восставших. Эта мысль четко проведена и во втором томе истории Дагестана36. Имам должен был объединить все силы и немедленно выступить против русских войск, сосредоточенных в Ле-вашах. Горцы не были обучены военному делу, не имели современного оружия, боеприпасов. Многие из них шли в бой со старыми кремневыми ружьями и даже без них с холодным оружием. Интересно в этом отношении письмо Мурадинского-старшего к имаму: "Привет божий. Я послал человека в селение Могок купить серу: посланный не нашел там серы; потом послал другого в селение Маали, он принес один ратал серы и две трети за два рубля десять копеек. Посылаю к тебе это и остаток из пяти рублей, которые я у вас получил"37. Сера нужна была главному штабу восстания для выделки пороха. Прав Тахо-Годи, который по этому поводу пишет: па что рассчитывали эти люди, поднимая восстание против могущественной страны? Каяев и Тахо-Годи указывают еще на одно обстоятельство. В подавлении восстания, по их мнению, было заинтересовано огромное количество состоятельных людей, в том числе связанных с царскими властями, которые боялись за свое положение и состояние38. Эту мысль подчеркивает князь Лорис-Меликов, командовавший войсками в Дагестанской области. В случае восстания, писал он, "за нас (русское правительство) стоит огромное число влиятельных (состоятельных) туземцев, существенно заинтересованных настоящим порядком и которые готовы помочь нам подавить партию беспокойных людей".34 В существовавших условиях восстание не могло долго удержаться и в силу того, что не поддерживалось со стороны ни средствами, ни оружием. Правы Алкадари и Каяев, которые подчеркивают, что Турция не поддержит и не может поддержать восстание. Дагестан расположен не на границе с Турцией, и Турция слаба по сравнению с Россией. Она оказывалась битой каждый раз, когда воевала с Россией. Как показала история освободительного движения, Турция только провоцировала выступления горцев, а сама оставалась безразличной, когда Россия жестоко обходилась с восставшими. Можно сказать, что Турция использовала дагестанцев и их веру в своих интересах - интересах ослабления России. Так было и в 1877 году. Турции выгодно было, чтобы горцы выступили против России и отвлекли как можно больше русских войск от русско-турецкого фронта. Этого она добивалась, используя все возможности, и ничем не помогла восставшим, хотя они многократно обращались за помощью. В одном из писем турецкому султану большая группа казикумухцев сообщает о тяжелом положении восставших и просит "прислать помощь войском и военными припасами, а в противном случае Дагестан не может стоять против русских и он дождется большого несчастья"4". Но как всегда турецкие власти не откликнулись. Особая жестокость была проявлена русскими солдатами при "освобождении" восставших сел, в особенности на завершающем этапе, в частности при захвате Согратля, который оставался центром восстания от начала до конца. Абдуразак пишет, что старики и женщины, раненые и некоторые оставшиеся в живых мужчины прятались в домах и на крышах. Солдаты бросали в дома и на крыши горящие стоги сена, дрова. Все село было в пламени. Поняв, что гибель неизбежна, способные ходить покидали дома и вступали в схватку с солдатами. Так героически погибали согратлинцы, нанося смерть захватчикам. Согратль был полностью сожжен, взорвана джума-мечеть. В связи с соображениями по поводу причин поражения восстания 1877 года определенный интерес представляет мнение внука имама Мухаммеда-Хаджи Варисова Вариса. Он возражает против существующего мнения в литературе о том, что мягкость и отсутствие опыта войны имама была одной из причин поражения восстания41. Варисов пишет, что и бывшие до него три имама не были военными людьми. Тогда было бездорожье и русские плохо знали горный Дагестан. В этих условиях горцы вели партизанскую войну, чем и была обусловлена ее длительность. Каким бы военным дарованием ни обладал имам, в 1877 году восстание было обречено на поражение. Весь Дагестан был наводнен войсками, опоясан крепостями, все округа соединены колесными дорогами. В таких условиях поражение было неизбежно42. Это верно. Разумеется, нельзя думать, что если бы имам был жестким и опытным человеком, восстание могло одержать победу. Как не раз отмечалось, оно с самого начала было обречено на поражение. Речь может идти о том, что если бы во главе восставших был такой человек и вокруг него были компетентные люди, оно могло продержаться дольше. Царские власти учинили жестокую расправу над восставшими. Специально учредили военно-полевой суд, который приговорил к смертной казни через повешение руководителей восстания имама Мухаммеда-Хаджи и других, всего 300 человек. Огромное количество восставших было арестовано, часть из них выслана во внутренние губернии России на каторжные работы. Точного количества всех подвергшихся наказанию после восстания нет, их было по разным подсчетам около 10000 человек. Наши исследователи национально-освободительного движения горцев и восстания 1877 года в последние годы обходят вопрос о том, в какой мере в историческом плане эти явления были оправданы и прогрессивны. Повторно отмечаем, что критерием оценки общественных движений служат, скорее всего, социальные и политические цели, которые они преследуют, и последствия, к которым в случае своего осуществления они могут привести. Основные цели того (освобождения от феодального и царского колониального гнета) и другого (освобождения от колониального гнета) были безусловно прогрессивными. Другое дело, установление какого социально-политического режима они предлагали. Теперь в нашем обществе, следовательно, и в науке нет единого мнения о критериях прогрессивности общественного строя и социально-политического режима: одни считают социализм и советскую власть прогрессивными, другие - капитализм и буржуазную демократию, но руководители движений не имели понятия об этих формациях и режимах. Они руководствовались учением ислама, которое единственно правильным считает общество, основанное на трудовой собственности и теократических принципах. ___________________________________________________
HUSsoft 2005